– Нет, – простонал Фадеев, когда невозможное создание остановилось около его двери, – нет…
– Добрый день, Игорь Яковлевич, – выпалила Зойка и растянула улыбку до самых ушей. – Ой, извините!
Она вынула изо рта апельсиновую жвачку и зажала ее в кулаке.
– Здравствуйте… Как вас зовут?
– Зоя Карпушина. Двадцать девять лет, пока не замужем.
– А чего так? – автоматически спросил Фадеев, продолжая изумленно изучать девушку.
– Не сложилось, товарищ режиссер, – она пожала плечами и опять улыбнулась. – А вообще, я себя берегу для большого искусства. Ну, вы меня понимаете?
– Понимаю, – ответил Фадеев, и его лоб пересекли две глубокие морщины. – Проходите, раздевайтесь. Верхнюю одежду можно повесить на вешалку.
Он указал в угол комнаты и, надеясь, что выступление новоявленной актрисы будет коротким, сел за стол и закинул ногу на ногу. Подпер щеку кулаком и приготовился к худшему.
– Может, чаю? – вспомнил он о гостеприимстве.
– Было бы неплохо, – торопливо ответила Зойка, – а то на улице такая холодрыга, я себе отморозила всю зад… Ой, ну, в смысле, не май месяц на дворе.
– А чего же так оделись?
– Так чтобы вам понравиться, – она делано наивно захлопала глазами, – я же понимаю, что сегодня самый важный день в моей жизни. Ну, и не люблю я тесную одежду… я в ней потею.
«Считай, уже понравилась, – подумал Фадеев. – Давай читай свою басню и вали отсюда, все равно я должен тебя взять… На фига вообще эта вечная галиматья с пробами?! Видите ли, хочется им ощущать себя настоящими актрисами, которых взяли не по блату, а благодаря немереному таланту… тьфу и еще раз – тьфу!»
Зойка повесила розовый полушубок на вешалку, одернула короткий топик, пригладила юбочку и внимательно посмотрела на режиссера. Мужчина вроде ничего, даже приятный. Лет сорок. Высокий лоб, светлые волосы зачесаны назад, глаза серые и злится. Ха, ну и злись, будешь знать, как вместо таких замечательных Зоек, как она, брать на хорошие роли тухлых дур, пролезающих вперед благодаря толстосумам папочкам или любовникам!
Игорь Яковлевич с неохотой заварил чай и поставил чашку на край стола.
– Благодарю, – томно ответила Зойка и устроилась рядом на жестком стуле. – Вот уж не думала, что когда-нибудь так запросто буду сидеть за одним столом с таким режиссером, как вы.
Вживую Фадеева она видела впервые, но часто встречала его имя на страницах журналов и пару раз наталкивалась на его персону, щелкая каналами телевизора, и в данную минуту в душе подрагивала струна страха и почтения, но волю своим эмоциям она не давала: пусть у нее сейчас маленькая роль – роль глупой жеманной девицы, но она сыграет ее на «отлично»!
Зойка тоже закинула ногу на ногу и с любопытством оглядела комнату.
– Я думала, вы живете побогаче, – сморщила она носик. Жадно глотнула чай, и, чувствуя, как горячая жидкость приятно обжигает горло, опять улыбнулась.
– Это работа… – с трудом формулируя ответ, сказал Фадеев. – Вынуждены здесь торчать, пока не снимем две важные сцены.
Он удивился своей откровенности и, взглянув на часы, покосился на гостью. Хоть бы помаду не такую яркую выбрала, так нет же…
– Вы не думайте, я готова терпеть любые лишения… А в вашей картине эротические сцены есть?
«Есть, – ответил про себя Игорь Яковлевич, – но не надеешься же ты, чучело огородное, что я соглашусь снимать твою мороженую зад… Стоп. Хватит».
– Нет, – коротко ответил он. – Вы, кстати, что читать будете?
Услышав этот вопрос, Зойка подскочила и выпорхнула на середину бытовки. Откашлялась, поправила мокрые волосы, пошлепала губами, точно проверяя, а не разучилась ли она говорить, и изобразила реверанс.
«Пять минут потерплю, – попытался уговорить себя Фадеев, – а потом будет легче, потому что она… ПОТОМУ ЧТО ОНА УЙДЕТ!»
«Ворона и Лисица», «Мартышка и очки», «Кукушка и Орел», – мысленно перебирала Зойка басни Крылова. На какой же остановиться? А может, жахнуть все три – бодро, звонко, на мажорной ноте? Чтоб у него в ушах зазвенело! И смех и слезы… Она встретилась взглядом с Фадеевым, вспомнила, что в кулаке до сих пор мирно покоится апельсиновая жвачка, спрятала руку за спину и подумала: «Ну что за жизнь, приходится валять дурака, а ведь этот день мог стать для меня особенным, тем самым, которого я так долго ждала… Вот напротив меня сидит известный режиссер, и вместо того чтобы продемонстрировать ему все свои таланты, я должна кривляться и выставлять себя на посмешище»… И тут сердце заныло, в глазах на секунду помутнело, а потом наоборот – стало светло и четко. А с какой, собственно, стати? Она хотела свой личный шанс, и вот он – сидит в нескольких метрах от нее! К чему кого-то изображать – надо быть собой! Просто быть собой. Уволят с работы? Ну и плевать! Возможно, она ему понравится, хотя бы чуть-чуть…
– Ну же, я слушаю, – не то подбодрил, не то поторопил Фадеев.
Зойка сделала маленький шаг вперед и еще раз откашлялась. От смятения она позабыла все басни и прозу, которые неплохо декламировала на театральных курсах и дома наедине. В голове остались только пронзительные стихотворения Марины Цветаевой, добровольно выученные еще в школе. «Ну и пусть», – подумала Зойка и почувствовала, как дрожат коленки, как тает в кулаке апельсиновая жвачка и как на глаза наворачиваются слезы. Она коротко вздохнула и начала читать:
– Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.
– Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! —
Сказать еще? – Златого утра краше!
Сказать еще? – Один во всей вселенной!
Самой Любви младой военнопленный…