А требовали они «всего лишь» запрета на показ этого фильма, денежной компенсации за моральный ущерб (которая пойдет на развитие общества «Летняя ночь») и извинений Фадеева с его клятвенным заверением, что больше за Шекспира он никогда браться не станет. Можно сказать, совсем немного просили…
В общем-то, девицы, по сути, были безобидны и больше шумели, чем вредили. Партизанили не чаще одного раза в месяц (видимо, тратили много времени на заседания и других осквернителей великого драматурга) и при своих набегах серьезного урона не наносили. Пользовались всегда смываемой краской и ничего чужого не портили – наверное, опасались обвинений со стороны Фадеева. А он уже привык и каждый раз наделся, что общество скуксится и отстанет от него, – ну надоест же им когда-нибудь маяться дурью и не сдавать же молодых барышень в милицию: сами образумятся.
Но сегодня Игорь Яковлевич отметил, что поклонницы Шекспира становятся все смелее и смелее, и если бы раньше они обмазали только ручку двери, то теперь извазякали все, что только можно, да еще и угрозу приплюсовали к этому безобразию. Одним словом – обнаглели.
– В следующий раз вызову милицию, – пообещал себе Фадеев, заглядывая в холодильник. Посидят девицы в отделении, подумают о жизни и, глядишь, притихнут.
Разогрев в микроволновке кусок ранее запеченного мяса, приготовив нехитрый овощной салат, Игорь Яковлевич торопливо поел и прилег в комнате на диван. Включил телевизор и выбрал один из каналов «Дискавери» (с дверью он разберется потом, ну ее в баню, эту дверь…).
Документальный фильм о Восточном Средиземноморье оказался неплохим снотворным – он убаюкивал плавно сменяющимися видами природы и монотонным голосом пожилого путешественника, рассказывающего о своих личных открытиях. Фадеев поправил подушку, сделал звук потише и отказался от сопротивления, когда глаза стали медленно, но верно закрываться…
…она сидела на диване в коротком халате и нелепых клетчатых тапках. Прическа растрепана, а на лице удивление и растерянность. Маленькая, хрупкая, необычная… Откуда она взялась? Непонятно…
Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.
– Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! —
Сказать еще? – Златого утра краше!
Сказать еще? – Один во всей вселенной!
Так она читала Цветаеву… тогда читала… и, кажется, ее имя – Зоя…
В одну секунду вдруг стало тепло и даже горячо, в душе поселилась уверенность, будто он знает ее много, много лет и что она здесь не случайно… и что эти мгновения принадлежат только им и больше никому, и что все будет правильно…
Он расстегнул пуговицы на рубашке и пошел вперед – к ней. Она убрала с глаз челку и расправила на халате складки. До боли милые движения…
– Я все время думаю о тебе, – сказал Фадеев и удивился собственному хриплому голосу. Да, он думает… много, много лет думает о ней…
Она зажмурилась.
– Честно говоря, я тоже вас не забыла. – Открыла глаза. – А я-то еще одета, – взгляд остановился на клетчатых тапках.
Это невозможно, между ними обязательно должна быть стена!..
– Я помогу тебе, – сказал он осторожно, боясь отказа. Сел рядом на диван, дотронулся пальцами до ее щеки и…
«Дзы-и-инь, дзы-и-инь, дзы-и-инь!!!»
Фадеев подскочил, тряхнул головой, отгоняя не растаявший до конца сон, и заспешил в коридор. Распахнув дверь, он увидел соседку-пенсионерку, укутанную в пуховик и зеленый вязаный шарф.
– Игорь Яковлевич, да что же это делается! – возмущенно всплеснула она руками и ткнула варежкой в испачканную стену. – Вот ведь супостаты, покоя вам не дают! Вы бы сообщили куда следует, а я бы свидетелем пошла, ведь пользуются вашей добротой – сволочи! Да виданное ли дело, чтобы с таким человеком так поступать….
Соседка возмущалась и возмущалась, а Фадеев стоял и мысленно перелистывал кадры прерванного сна. Непонятно, совсем непонятно… И почему так? И с чего бы это?.. И жаль, что не досмотрел…
К понедельникам Павел относился так же, как и к другим дням недели, – никогда не сожалел о прошедших выходных и не тяготился очередным ранним подъемом на работу. Кофе и сигарета на завтрак, чистая рубашка, костюм, галстук, любимый ларек с прессой (всегда нравилось покупать, а не выписывать) и пятнадцать-двадцать минут до офиса (если повезет с отсутствием пробок на дороге) – ритм, возведенный в привычку.
Но этот понедельник был особенным. Отвергнув кофеварку, он не поленился и сварил кофе в турке, рубашку захотелось не белую, а бледно-голубую, помимо привычного набора газет и журналов он попросил еще и детектив в мягкой обложке, дорога показалась до раздражения долгой, и, пройдя мимо пункта охраны, проигнорировав ступеньки, он отправился на свой этаж на прозрачном стеклянном лифте. Обычный рабочий день, который с первой минуты начался не совсем обычно.
За столом секретаря сидела девушка. Ее тонкие, приятные черты лица несколько портила презрительная, брезгливая гримаса. Так обычно смотрят на раздавленного таракана, а не на самую обыкновенную клавиатуру. Павел отметил, что ее одежда и коричнево-шоколадные волосы находятся в идеальной гармонии и порядке, впрочем, Семенова Татьяна Дмитриевна всегда выглядела хорошо: и на встрече с бывшими одноклассниками, и когда приходила в офис первый раз, и когда во второй. Чувствовались стиль, уверенность и некоторое превосходство. Даже в этот момент – сидя за столом секретаря, она больше походила на королеву в изгнании, чем на плаксивую принцессу.
Павел внутренне улыбнулся. Собирался позлорадствовать, но улыбка вышла неожиданно теплой.